1. МАГИД: Современные писатели-фантасты часто обращаются к теме будущего. Но, насколько я могу судить, будущее им видится исключительно в мрачных тонах. С романом "Ливиец" иначе. Нельзя сказать, что нарисованное Вами будущее безоблачно, но в нем, во всяком случае, есть надежда на лучший мир, в котором люди свободны и сильны. Почему так? Вы оптимист или существует какое-то более глубокое отличие от Ваших коллег по цеху?
АХМАНОВ: К сожалению, российские фантасты обращаются к теме будущего не так часто, как хотелось. Это связано с рядом причин, которые я постараюсь рассмотреть ниже.
Первое (это лежит на поверхности): фантастика, как и другие литературные жанры, не избежала коммерциализации. Более востребованы, а значит, выпускаются в гораздо больших количествах, романы фэнтези, боевики и приключенческая фантастика. Такие произведения легче писать, они не требуют серьезных раздумий, их логика проста, а иногда и вовсе отсутствует. Если действие и переносится в будущее, то этот грядущий мир опять-таки является ареной для приключенческого сюжета, никак не связанного с социологией, развитием науки, изменением психологии людей и тому подобными вещами. Достаточно просто вообразить какую-нибудь глобальную катастрофу (лучше всего, нападение злокозненных пришельцев) и заполнить страницы книги сражениями космических флотов и рукопашными схватками. В результате получится тривиальный боевик или "космическая опера" (романы Злотникова).
Уместно напомнить классификацию произведений о будущем, которые, на мой взгляд, делятся на утопии, антиутопии и фантастико-приключенческие романы (ФПР), в которых будущее - лишь смутный и достаточно условный фон. Отличие утопий и антиутопий от ФПР состоит в том, что книги этого рода относятся к социальной фантастике, причем грань между утопией и антиутопией достаточно заметна, тогда как рубеж антиутопия-ФПР весьма размыт. Последнее утверждение становится понятным, если упомянуть такие романы, как "Времена негодяев" Геворкяна (1995), "За право летать" Андронати и Лазарчука (2002), "Вариант "И" Михайлова (1997). Они описывают некие приключения в сравнительно близком и не очень благополучном будущем, так что можно считать их, с одной стороны, ФПР, а с другой - антиутопиями, хотя социальный момент в этих книгах выражен не столь определенно и сильно, как, например, в ефремовском "Часе быка".
Второе. Утопия, то есть роман о счастливом будущем, в корне отлична от антиутопий, ФПР и вообще от любых других литературных жанров. Можно было бы сказать, что мрачный тон российских романов о будущем связан с мрачной ситуацией в нашей стране, с распадом Союза, крушением идеалов, обнищанием и т.д., но это будет верно лишь отчасти. На самом деле утопий в российской и мировой литер туре очень немного, и причина такой ситуации связана не с социальными потрясениями, которые мешают оптимистическому видению грядущего, а с проблемой чисто литературной - или, если угодно, философской. Всякое литературное произведение (по крайней мере, большинство из них) имеет сюжет, а сюжет строится на основе движущих его противоречий, конфликтов между бедностью и богатством, конфликтов между поколениями, конфликтов национального, религиозного, любовного характера и т.д. Этих противоречий не так много, но они порождают целые жанры - например, в основе любой детективной истории лежит конфликт между преступлением и законом. Поистине, нет конфликта - нет романа! Как и повести с рассказом.
Но счастливое будущее, описанное в утопии, с нашей точки зрения бесконфликтно. Оно, повторяю, счастливое, а значит, лишено национальной неприязни, нищеты, войн, преступлений, болезней и прочих горестей, питающих сюжет. Если мы сгустим конфликты настоящего и перенесем их в будущее, получится антиутопия; если сгущать не будем, а просто перенесем, добавив всяких приключений - вот вам ФПР. Но никак ни утопия!
Список существующих противоречий невелик, полтора-два десятка, и в утопии можно использовать не более двух: любовный конфликт и несоответствие между желания человека и технической возможностью их реализации. Подчеркиваю: именно технической. Например, все у героя есть, дворец, жена-красавица и уважение сослуживцев, но вот он мечтает о полете к звездам за тысячу парсек. А звездолеты так далеко не летают. К Проксиме Центавра или к Альфе Эридана - пожалуйста, а за тысячу парсек пока не улететь. Не дошла наука!
Именно эти два противоречия фигурируют в Трех Великих Утопиях прошлого века: "Туманность Андромеды" Ефремова, "Магелланово облако" Лема и "Полдень, XXII век" Стругацких (далее я буду упоминать их как Три Утопии). Честно говоря, маловато для серьезного романа, и потому другие произведения этих авторов (те же антиутопии, где конфликтов - вагон) более занимательны, изящны и глубоки.
Лично я не сомневаюсь, что в счастливом грядущем найдется место для конфликтов, что не будет оно сусально-розовым, иначе наши потомки удавятся с тоски. Но беда в том, что сущность этих противоречий для нас тайна за семью печатями. Это вовсе не удивительно. Возьмем такого умного человека и великого политика, как Юлий Цезарь. В его эпоху уже существовала большая часть известных нам противоречий, и он о них прекрасно знал, но мог ли он вообразить конфликт между социализмом и капитализмом в масштабах всей планеты? Разумеется, нет - ни слов, ни понятий таких не было, да и о планете имелись очень смутные представления.
Итак, чтобы написать роман о счастливом будущем, надо придумать конфликты, которых еще нет - причем эти конфликты не должны разрушать счастье нашей утопии. Это трудно, очень трудно! Гораздо легче изобразить ужасную войнушку с мутантами или пришельцами. Поэтому писатели-фантасты не пишут утопий.
Но я - другого поля ягода. Я ученый, физик-теоретик. Размышления о конфликтах будущего и о реальном будущем вообще меня чрезвычайно занимают. Это прекрасный тренинг для мозгов. Есть авторы, солидарные со мной в этом любопытном деле: см., например, Лем "Сумма технологии", Потупа "Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее", Пенроуз "Новый ум короля". Мне удалось придумать несколько "утопических конфликтов". Но я сознаю, что они могут оказаться лишь измышлением досужего ума.
Примечание: прекрасный автор В.Рыбаков тоже занят проблемами будущего - я имею в виду "Гравилет "Цесаревич" и "Евразийскую симфонию" Хольма ван Зайчика. Но это скорее альтернативная реальность, хотя и весьма близкая к утопии.
2. МАГИД: Как Вы относитесь к большевистскому режиму в СССР? Считаете ли Вы, что в СССР была попытка построить коммунизм, или же под флагом коммунизма действовали совершенно иные силы?
АХМАНОВ: На мой взгляд в СССР не был построен даже социализм, не говоря уж о каких-то попытках приблизиться к коммунизму. Та формация, которая существовала в СССР, является худшей разновидностью государственного капитализма. Для нее характерны: полный запрет частного производства и торговли, отсутствие конкуренции, монополизация власти узким кругом лиц, жесткая цензура, массовое уничтожение инакомыслящих. Власть действовала по принципу "трости Фрасибула", сознательно уничтожая на протяжении многих десятилетий интеллектуальный потенциал народа. Какой уж тут социализм! Какой коммунизм!
3. МАГИД: Не вызывает ли у Вас опасение растущая техническая мощь человеческой цивилизации? Я имею в виду три ее аспекта:
а) Несоответствие (противоречие) между научно-техническим могуществом и этической, нравственной, духовной и социальной неразвитостью человечества, употребляющего силы науки себе во вред.
б) Наступательная линия технологической цивилизации, преобразующей природу под человека - как, кстати, происходит в "Ливийце"? Сегодня популярна точка зрения Мартина Хайдеггера, что человек - вовсе не хозяин бытия, и цель его не в том, чтобы овладеть миром. Человеку, говорят сторонники этой точки зрения, нужно быть скромнее - стремиться создавать природосообразные технологии, которые не разрушают хрупкое единство и равновесие Вселенной.
в) Бесконечно растущая мощь человека, считающего себя хозяином природы. Не синонимична ли она эксплуататорскому жестокому корыстному обществу? Может ли человек стремиться овладеть Вселенной и изменить саму ее суть, но при этом не стремиться владеть себе подобными?
АХМАНОВ: Постараюсь ответить по порядку.
а) Сказанное вами можно сформулировать более кратко: научно-технический прогресс существенно обгоняет прогресс нравственный. Думаю, это началось с эпохи НТР и привело к тому, что в течение XIX и XX веков войны становились все более масштабными, разрушительными и жестокими. Но в последние пятьдесят лет это несоответствие стало особенно опасным, так как наша цивилизация уже представляет собой фактор планетарного масштаба. Даже если исключить ядерную войну и полное уничтожение жизни
на Земле, остаются самые черные опасения, связанные с такими глобальными проектами, как поворот сибирских рек и ликвидация лесов в бассейне Амазонки, а также растущее энергопотребление и связанные с ним техногенные катастрофы.
б) Мозг человека, породивший сознание и индивидуальность - самая высокоорганизованная материя из известных нам. Сознание человеческой расы диктует человечеству стремление к безопасности, то есть к максимальной независимости от сил природы. Именно это стремление породило науку и технологию. На первом этапе развития (то есть нынешнем, весьма примитивном) технологическая цивилизация всегда будет наступательной, преобразующей природу под человека. Как бы ни был аморален и глуп отдельный человек, цивилизация "умна" и "знает", чего хочет. А хочет она безопасности и сохранения человечества как вида. Завтра прилетит астероид, шлепнется на Землю, и всем конец. Цивилизацию это не устраивает, поэтому наступательная технология будет развиваться.
До каких пор? По крайней мере, пока мы не распространимся на всю Солнечную систему, не переделаем все подходящие планеты под земной стандарт, не выстроим "эфирные города". Тогда цивилизация "слегка успокоится", зная, что катастрофа планетарного масштаба не приведет к полному уничтожению вида. Более крупное бедствие - то есть уничтожение всей Солнечной системы - гораздо менее вероятно, но придет время подстраховаться и на сей счет.
Подчеркну еще раз: наша цель - не сделаться хозяевами мира (Земли, Солнечной системы, Галактики), а обеспечить свою безопасность. Ради этого мы насилуем свою единственную среду обитания (т.е. Землю) и проводим в этой среде всякие эксперименты, опасные, но способствующие развитию технологии. В чем же проблема? В том, что произойдет раньше:
- мы успеем создать средства, позволяющие колонизировать Солнечную систему и вообще жить в космическом прстранстве;
- мы таких средств создать не успеем, а Землю загубим.
Иными словами, мы бежим по коридору, стены которого суживаются. Успеем выскочить наружу - прекрасно; нет - погибнем в тупике. Чтобы коридор суживался не так быстро, надо, разумеется, создавать технологии, щадящие природу Земли. Но "хрупкое единство и равновесие", о которых Вы упомянули, относятся не к Вселенной и даже не к Земле, а к земной биосфере. Она действительно уязвима, и наша непредусмотрительность может ее уничтожить. Но Земле как космическому телу, а тем более звездам и Вселенной мы - к счастью! - не можем нанести ущерба, силенки не те. Во Вселенной идут сокрушительные процессы чудовищного масштаба - взрывы сверхновых, столкновение галактик и т.д. Куда нам до них! Мы и вся земная биосфера - лишь плесень на поверхности планетарного сфероида.
в) Эксплуататорский, жестокий, корыстной - все эти термины относятся к миру разумных созданий, и, мне кажется, не совсем правильно употреблять их в описании наших отношений с природой. Мы используем живую природу Земли и полезные ископаемые - это неизбежно, деваться тут некуда. Хищническая эксплуатация природных богатств? Так будет более верно, но подобное описание не всегда соответствует действительности, нужно рассматривать каждый конкретный случай. Есть ситуации, когда природу грабят и загрязняют, но есть и такие, когда очень берегут.
Второй вопрос в этом пункте. Человек не должен овладеть Вселенной и, тем более, изменить ее суть - Вселенная такая, какая есть, это объективная реальность. Человек должен хорошо устроиться во Вселенной, чтобы жить долго, безопасно и счастливо. Человек имеет право пользоваться материальными ресурсами Вселенной - уже хотя бы потому, что потребляемые нами ресурсы в масштабах Галактики и даже Солнечной системы ничтожны. Это даже не укус комара, это удар молекулы об оконное стекло. Очень сомневаюсь, что мы когда-нибудь истощим Пояс Астероидов или переведем на шампуни и подгузники планету Юпитер. Что до владения себе подобным, то это нонсенс. Одно разумное существо не может владеть другим, так как оба они - равнозначные микрокосмы. Владеть можно неживыми предметами - пока мы не создадим роботов с искусственным интеллектом. Владеть можно животными - пока и если мы не наделим их разумом.
4. МАГИД: Является ли с Вашей точки зрения общество, описанное в книге "Ливиец", коммунистическим?
АХМАНОВ. Сначала надо определить, что такое коммунизм. Я не специалист в общественных науках и знаю о теории коммунизма только то, чему меня учили на Физическом факультете университета. Формула этого коммунизма "от каждого - по способностям, каждому - по потребностям" не выдерживает критики. Причины таковы:
1. Способности могут быть очень скромными, а потребности - огромными. Несправедливо! К тому же нельзя исключить потребность властвовать над людьми, что совсем нехорошо.
2. Этот "советский коммунизм", описанный, например, в Трех Утопиях, не способен удовлетворить даже довольно простые потребности. Я имею в виду не полет за тысячу парсек, а, например, ситуацию, когда десять миллионов человек захотят поселиться в роскошных дворцах на райском острове Таити и наслаждаться уединением и девственной природой.
3. Девиз "от каждого - по способностям" носит характер обязательства человека перед обществом, а вся формула - это явный товарообмен со скрытой угрозой: не отдашь "по способностям", не получишь "по потребностям". А как же личная свобода? Как же ситуация, когда человек, в силу тех или иных причин, не желает отдавать "по способностям"?
4. Таланты, а тем более гении, всегда были редки. Невозможно представить общество, состоящее из миллиардов талантов и гениев. Равным образом нельзя представить социум, состоящий сплошь из творческих личностей, в котором кто не ученый, тот художник, а кто не художник, тот музыкант. Умственное неравенство будет всегда, а значит, сохранится деление общества на талантливых людей и обычных, которых больше в тысячи раз. Об этой ситуации "советский коммунизм" стыдливо умалчивает.
Я полагаю, что такой коммунизм - фикция, что такой общественный строй никогда не реализуется на практике. Коммунистическая идеология заменила религию, а обещание будущих благ стало синонимом рая для массы угнетенных людей, живущих в скудости и страхе. Иными словами, это морковка для осла.
С моей точки зрения, описанное в "Ливийце" общество - не коммунистическое. Его формула такова: "Человек обладает божественным могуществом и свободой, которую ограничивает только свобода других людей".
Теперь уместно поговорить о том, что будущее человечества не одномоментно, а представляет собой гигантский промежуток времени - я надеюсь, миллионы лет. Нельзя сказать: "вот роман о будущем" или "я
представляю будущее так-то и так-то"; нужно указать, о каком будущем идет речь. Творцы Трех Утопий это прекрасно понимали: Ефремов говорил, что описывает общество примерно через тысячу или две тысячи лет, Стругацкие ввели указание на время в название романа (XXII век), а у Лема события происходят где-то в середине третьего тысячелетия. Во всех трех случаях есть общая деталь: эти социумы не обладают всемогуществом, в них в полной мере действует конфликт между желаниями человека и технической возможностью их реализации. На мой взгляд, это сделано специально, так как авторы понимали: нет конфликта - нет романа.
Черты представленного ими общества таковы:
1. Достигнуто изобилие. Человеку предоставлены все материальные блага, но в разумных пределах (никаких дворцов на Таити).
2. Моральный облик людей намного выше, чем в наше время.
3. Исчез утомительный ручной труд, все люди, в меру способностей, стали творцами.
4. Исчезли болезни, срок жизни увеличился до ста и более лет.
5. Сохранились некие институты власти - советы, комитеты и тому подобное.
6. Космические достижения: У Лема - первая экспедиция к звездам; у Ефремова - исследования ближайшего к Солнцу галактического пространства (но звездолеты еще несовершенны); у Стругацких - активное изучение Галактики, полеты на любые расстояния, прогрессорство.
Я специально привожу этот список, чтобы заявить со всей определенностью: я ставил перед собой совершенно другую задачу. Три Утопии рисуют нам близкое будущее - в пределах тысячи-двух лет или
нескольких столетий, меня же интересовало будущее очень далекое, которое наступит через десять тысяч лет или, возможно, через более крупный провежуток времени. Черты моего мира таковы:
1. Материальное изобилие - давно пройденный этап, оно воспринимается как естественное условие существования человека.
2. Моральные принципы в общем совпадают с изложенными в Трех Утопиях. Главенствующий среди них - уважение к другому человеку, понимание того, что личная свобода индивидуума не должна вступать в
противоречие со свободой других членов общества.
3. Люди занимаются творческим трудом, но выдающиеся творцы (ученые, деятели искусства) составляют незначительное меньшинство. Чем же заняты "народные массы"? Сферой взаимоотношений и взаимных услуг, куда входят воспитание детей, при необходимости - помощь взрослым, различные виды развлечений и отдыха. Эта сфера поглощает огромное число трудящихся - например, количество воспитателей должно быть примерно таким же, как количество детей и подростков. В этом я полностью солидарен со Стругацкими; напомню, что даже в наше время есть люди, которые рассматриают общение с детьми как творчество и находят в этом свое жизненное призвание. Существуют и другие занятия - охрана и расширение среды обитания, терраформирование планет, благоустройство Галактики, различные исследования; к тому же каждый крупный творец имеет свою школу последователей и помощников. Но, разумеется, человек может не делать ничего, а, скажем, просто жить, путешествовать и развлекаться; это его личный выбор.
4. О болезнях сохранилось только теоретическое представление - примерно такое же, как у нас о первобытном каннибализме. Это связано не с оздоровлением генофонда и достижениями лечебной медицины, а с гораздо более радикальным фактором: изменением биологической природы человека. Человек овладел некими внутренними ресурсами, позволяющими регулировать метаболизм, стал отчасти метаморфом. Я прекрасно понимаю, что такое не могло произойти за десять тысяч лет естественным путем; вероятно, была предпринята позитивная биологическая реконструкция. Еще один чрезвычайно важный момент: срок существования индивидуума стал неопределенно большим - т.е. практически достигнуто бессмертие. При этом есть возможность"ухода" или "присоединения" к Старшим Братьям (в романе - Носфераты), надгалактической вселенской цивилизации, не ограниченной присущими людям биологическими факторами. Ее цели и задачи я описать не могу и утверждаю, что никто этого не может. Сошлюсь на Стругацких - они тоже сообщили нам о Странниках не слишком много.
5. Никаких институтов власти в обществе не имеется, как и централизованного управления. Создана автономная среда жизнеобеспечения, управляемая множеством искусственных интеллектов, которая снабжает людей пищей, жильем, предметами быта и т.д. Создана еще одна среда - виртуальной реальности (в романе - Инфонет), которая хранит накопленные знания и выполняет многие другие функции (связь, обучение, развлечения и т.д.), причем для людей будущего эта среда равноправна и равнозначна их существованию в реальном мире. Решение по любому вопросу принимает индивидуум или группа компетентных лиц; при этом учитываются интересы общества и полярные мнения. В случае необходимости Инфонет позволяет быстро опросить всех людей, где бы они ни находились.
6. Проблемы космических путешествий не существует. Человеческая раса расселилась по планетам Галактики и искусственым космическим городам, соединенным друг с другом огромным количеством межпространственных врат (МПВ). По сути, это единая среда обитания, в которой МПВ - бытовое устройство вроде обычной двери: шагнешь в эту дверь, и оказываешься на другой планете.
Теперь, чтобы отличие эпохи "Ливийца" от Трех Утопий стало более зримым, я коснусь вопроса личного могущества.
Человек может сотворить живое существо, в том числе разумное - например, огромного осьминога. Разум моделируется в Инфонете и переносится на мозговую ткань новосозданной твари, или человек может перенести туда собственный разум и отправиться погулять в океанские бездны, пока его природное тело лежит в гибернаторе. Сотворение своего биологического аналога тоже не составляет проблемы. Во всех подобных случаях решается не технический вопрос, а этический: сделать можно, но зачем?
Человек может предотвратить взрыв сверхновой. Но, так как приходится оперировать с огромными энергиями, эту задачу лучше решать группе специалистов.
Человек может построить индивидуальную космическую станцию или целый город в космосе. Для этого он может выбрать отдаленное место, запустить станцию на орбиту у безлюдной или малонаселенной планеты, и в этом случае стройка не требует согласования. Если он пожелает разместить свою конструкцию в более обитаемых местах, особенно около Земли, ему необходимо предусмотреть меры безопасности, чтобы его станция не мешала другим сооружениям.
Человек может колонизировать планету, лишенную жизни, преобразовать ее полностью или частично и устроить себе персональный рай.
Разумеется, говоря о человеке, я имею в виду женщину или мужчину, которые достигли зрелости. Дети, особенно подрости, тоже могут делать перечисленное выше, но в порядке игры и под надзором взрослых.
Теперь давайте разберемся с Таити и десятью миллионами желающих там поселиться. Способов решения проблемы как минимум четыре:
- можно жить на Таити в среде Инфонета, смоделировав при этом
любую историческую реальность;
- можно поискать в Галактике девственный мир с уникальной флорой и фауной, где найдется уголок ничем не хуже Таити;
- можно создать полный аналог Таити в этом или другом мире и поселиться там одному либо с друзьями;
- можно, наконец, иметь на Таити скромное бунгало в пять квадратных метров, откуда МПВ ведут в роскошный дворец, расположенный в Антарктиде, или на кольцах Сатурна, или в обоих этих местах и еще в десяти других.
Вот что я имею в виду, говоря об индивидуальном всемогуществе личности в эпоху "Ливийца". Вспомним, что у Стругацких последняя история в "Полдне" называется "Какими вы будете" - в этой истории к Горбовскому является некий Петр Петрович из грядущего и кое-что об этом грядущем рассказывает. Так вот, он пришел из мира "Ливийца", из эпохи, когда люди способны без больших хлопот изъять из Мироздания ненужную галактику. Или десяток галактик.
Я не считаю формацию, изображенную в "Ливийце", коммунизмом, но это слово меня не пугает, и я не буду дискутировать с теми, кто придерживается другого мнения. Так, например, А.Колганов, написавший содержательную статью об утопическом жанре ("Редкий жанр: утопия", журнал "Альтернатива", N 2, 2005 г), считает, что мне удалось изобразить именно коммунистическое общество в его высшей стадии. Повторяю, не буду спорить; в конце концов, социология - не физика, и определения в ней более зыбки. Но если это коммунизм, то совсем не тот, где "от каждого - по способностям, каждому - по потребностям".
5. МАГИД: Хотели бы Вы сами жить в мире "Ливийца"?
АХМАНОВ: Очень соблазнительно! Там меня вылечили бы от всех болезней, моя жизнь была бы долгой, и я приобщился бы к массе чудес. Это с одной стороны, а с другой - пришлось бы покинуть семью и друзей, а на такой обмен я не согласен. К тому же в том мире, пусть сколь угодно доброжелательном, я бы ощущал себя недоумком в сравнении с другими людьми. Напомню, что они отличаются от нас в той же степени, как мы - от неандертальцев, отличаются физиологически, умственно и нравственно. Я бы там был кем-то вроде "почетного волосатого предка"... А если бы меня изменили физически и психически, приведя в соответствие с нормой эпохи, я бы уже не был Михаилом Ахмановым. Так что жить в мире "Ливийца" я бы не рискнул, а вот погостить - с большим удовольствием.
6. МАГИД: В мире "Ливийца" люди, путешествуя в прошлое, совершают жестокие убийства. Вероятно, в Древнем Египте и Ханаане такие действия не считаются преступлениями, но в самом мире Утопии они, скорее всего, попадают в разряд преступлений. Почему люди будущего считают возможным делать в прошлом то, чего не стали бы делать в настоящем? Ведь служить какому-нибудь царьку, фараону или просто авантюристу древности ничуть не достойное занятие с точки зрения морали Утопии. Или я ошибаюсь? Поясню свой вопрос и то, почему я его задаю. У некоторых читателей, которым общество, изображенное "Ливийце", весьма симпатично, в то же время возникло мнение, что обитатели Вашей Утопии относятся к прошлому потребительски, как к безопасному и одновременно волнующему приключению, своего рода сафари во времени. А ведь люди прошлого тоже люди, а значит, так же заслуживают сочувствия, как и современники Ливийца.
АХМАНОВ: Я понял, Михаил, что Вы задаете вопрос, возникший у многих читателей. Так вот, не в обиду им сказано, читали они "Ливийца" невнимательно. В романе описана деятельность одного из многих научных институтов, созданных будущей цивилизацией - конкретно института Реконструкции Прошлого. Согласитесь, что в наше время психика людей, принадлежащих к разным профессиональным группам, отличается: математики не похожи на филологов, а филологи - на моряков или шахтеров. Мы в таком случае говорим: профессия накладывает свой отпечаток. Весьма вероятно, что индивидуум выбрал ту или иную профессию в соответствии со своим характером: кто-то склонен к точности логических построений, кого-то привлекает стихия языка и слова, а кто-то любит риск. Так же и в моей Утопии. Люди - разные, и нельзя винить все человечество в том, чем занимается некая профессиональная структура. Что касается преступлений, то в будущем вообще нет такого понятия. Люди будущего никого не убивают ни в прошлом, ни в настоящем, а если бы такое случилось, то - хоть они не бетризованы, как в лемовском "Возвращении со звезд", - это явилось бы для них огромным потрясением.
О чем же идет речь в романе? Об узкой группе специалистов, избравших своей профессией реальное исследование прошлого. Это тяжелая работа, связанная с огромными эмоциональными перегрузками, нередко с жуткими мучениями и отчасти с потерей собственного "я". Полагаю, что в мире будущего к такому занятию способен один из десяти миллионов. Напомню также, что в прошлом присутствует не исследователь из будущего, а синтез его разума с памятью аборигена, и этот комбинированный мыслительный аппарат "размещен" в теле того же аборигена. Исследователь должен вести себя так, как положено в изучаемых времени и месте. Это поведение отнюдь не предполагает убийств, а тем более - жестоких. Задачи Реконструкции Прошлого очень широки - от спасения погибших шедевров до описания быта всех земных народов и восстановления биографий гениев. Например, чтобы перечитать все манускрипты погибшей Александрийской библиотеки и загрузить их в мнемонический блок, никого убивать не нужно - тут требуются только время и усердие. Чтобы проследить жизнь Леонардо да Винчи или Колумба, тоже не надо резать их современников. Попав в прошлое, исследователь должен обеспечить себе безопасную и удобную для наблюдений позицию и, собирая данные, действовать с помощью денег, убеждения, хитрости и ловкости. Убийство в такой обыденной жизни - экстраординарная мера, и исследователь всегда предпочитает, чтобы убили его самого; в таком случае его миссия прервана, и он возвращается в будущее, не выполнив задание до конца. Зато и рук кровью не запятнал.
Но есть исключения - ситуации, когда надо проследить за войнами, битвами, походами завоевателей. Не всегда удается выбрать позицию, в которой не пришлось бы размахивать саблей или стрелять из ружья: например, наш исследователь может попасть в тело воина Чингисхана или в тело немецкого или советского солдата в момент Сталинградской битвы. Тогда он убивает, ибо обязан соответствовать времени и ситуации. Но, разумеется, ни о каких "жестоких убийствах" или "полировке крови" речь не идет. Это вынужденное действие, выполняемое особо подготовленным специалистом, который, к тому же, в психологическом плане - наполовину современник текущих событий.
Есть, однако, еще одна проблема: добытая в прошлом информация попадает в Инфонет и, в принципе, становится доступной любому взрослому человеку в виде "фильма полного присутствия и сопереживания". Скорее уж в этом случае можно говорить о "безопасном и одновременно волнующем приключении", "сафари во времени" или, скажем прямо, о возможности развлечься и потешить первобытные инстинкты. Но! Даже в наше дикую убогую эпоху множество современных людей не переносят фильмы с реалистическим изображением жестокости - а ведь это примитивные фильмы, в которых на зрителя воздействуют только звук и визуальная картина. Полагаю, что вынести штыковой бой, танковую атаку или сталинский ГУЛАГ в режиме ПОЛНОГО ПРИСУТСТВИЯ смогут немногие. В будущем "Ливийца" к этим записям обращаются, кроме историков-профессионалов, люди огромной силы духа - и, будучи не зрителями, а УЧАСТНИКАМИ событий, никакого удовольствия они не получают. Для всех остальных есть более мирные сюжеты: вояж по Мемфису времен царицы Хатшепсут, всемирная выставка 1889 года и Эйфелева башня, на крайний случай - рыцарский турнир.
7. МАГИД: Допустим, у человечества появится возможность наслаждаться космическими путешествиями, красотами иных миров, познавать бесконечную Вселенную и собственное прошлое, плести сложную ткань человеческих отношений, не лишенных драматизма, но все же основанных на содружестве и любви, а не на вражде и конкуренции.
Пусть при этом люди обретут власть над Галактикой, пространством и временем. Не кажется ли Вам, что в таком случае самой главной задачей станет воскрешение мертвых? Ведь появление подобного мира будет означать, что человечество само встало на место Бога. Тогда воскрешение мертвых - ничто иное, как секулярная версия всеобщего воскрешения, элемента многих древних религий. Аврамистические религии, в рамках которых многие люди тысячелетиями искали высшую справедливость, конечно не могли пройти мимо этого момента и всегда исходили из того, что воскрешение произойдет. Обычно это связывали с последним судом, хотя некоторые наиболее гуманные версии христианства (последователи Оригена) настаивали на всеобщем спасении. Как же люди будущего в Вашем романе, смогли, в таком случае, отклонить возможность воскрешения умерших? Как они могут жить и наслаждаться своим миром, зная, что миллиарды их умерших собратьев не испытали такого счастья? Тогда получается, что их мир стоит на пьедестале из костей. Ладно бы, они не могли воскресить мертвых – но ведь могли! Если Бог христиан и иудеев, все же дающий людям шанс на спасение и рай, выглядит жестоким судией, то люди будущего, отказавшие предкам в спасении, выглядят еще более несправедливыми и жестокими. Этот вопрос мы часто обсуждали, когда говорили о Вашей книге.
АХМАНОВ: Насчет пьедестала из костей: наше настоящее и любое мыслимое будущее, плохое или хорошее, стоит на них, и я бы не стал рефлексировать по этому поводу. Такова жизнь. Мне было бы приятно, чтобы на моих персональных костях стояло что-нибудь приличное - лучше всего, библиотека.
Теперь по сути вопроса. Нельзя проводить аналогию между религиозным представлением о последнем суде (Страшном суде) и ситуацией с усопшими, которая описана в "Ливийце". В первом случае мы имеем дело со сказкой, во втором - с реальностью, хотя и фантастической. В этом вся разница.
Представим, что Бог простил всех и сказал: "Даю вам второй шанс. Идите и не грешите!" И они пойдут - в количестве примерно тридцати-сорока миллиардов... Вопрос: куда?.. Ответ: прямиком в ад, ибо наша планета при таком количестве населения станет преисподней. Исходя из демографических соображений, Господь должен простить не более пятой или шестой части (лучше десятую) грешного народа.
Что касается моих героев, специалистов-историков, то они размышляют не о самом оживлении усопших, а о последствиях такого решения. Иначе говоря, куда девать массу племен и народов из разных времен, как учесть их очень различающиеся обычаи, и как обеспечить им достойную жизнь. Чувствуюте разницу? Подход к проблеме не сказочный, а совершенно реальный.
Каковы возможности людей будущего? Они могут расселить всех оживленных в заранее подготовленных мирах, создав для каждого народа-племени привычные условия, построив города, распахав земли, насадив сады. Они могут их кормить, поить, одевать, лечить и даровать им долгую жизнь. Они могут вести среди них просветительскую деятельность очень разного плана: одно дело, просвещать ацтеков, ассирийцев, бушменов, франков или арабов шестого века, и совсем другое - "подтянуть на уровень" людей двадцатого столетия. Они могут явить оживленным чудеса Космоса и своей цивилизации.
А чего они не могут? Того же, чего не мог дон Румата из "Трудно быть богом": сделать всех хорошими и, желательно, побыстрее. Ясно, что во многих местах расселения, в полном соответствии с законами истории, начнется резня, станет процветать угнетение, и кого-то потащат на алтарь, под нож, дабы умилостивить богов. Противодействовать этому можно только силой - например, с помощью миллиардной армии роботов-полицейских либо каких-нибудь "ошейников умиротворения".
Собственно, люди будущего могут сделать всех хорошими, средства для этого есть - установки "позитивной реморализации", как это называется у Стругацких. Могут накачать знаниями, изменить психику, радикально улучшить физиологию, сделав оживленных во всем подобными себе. Но что это означает? Что оживленные рассматриваются не как свободные люди, а как человеческий полуфабрикат, который доводят до кондиции техническими средствами. В результате такой метаморфозы (напомню - изменение психики!) прежняя индивидуальность оживленных будет утеряна. То есть данная операция равносильна убийству.
Вот дилемма, над которой размышляют мои герои! Вот почему они решили повременить с проектом оживления! Это у Бога все просто, а люди с божественным могуществом намного предусмотрительнее божества.
Примечание: Читатели неоднократно спрашивали меня, будет ли продолжена дилогия "Среда обитания"-"Ливиец". Я всегда отвечал, что эти романы, на мой взгляд, не требуют продолжения. Возможно, я ошибался. Было бы интересно написать роман, в котором оживление всех усопших произошло, и показать, что из этого получилось.
8. МАГИД: Нарисованный Вами в "Ливийце" мир будущего возникает спустя тысячелетия после Эры Унижения, эпохи беспросветного заточения человечества в подземных казематам. В угрюмом муравейнике "Среды обитания" жизнью людей распоряжаются крупные корпорации, имеющие собственные армии, полицию, разведку. Структурно этот режим напоминает нацистскую Германию, где царило, в отличие от СССР, "многовластие" (поликратия), хаос борющихся гигантов, своего рода параллельных государств (правда, в "Среде" нет расизма и геноцида, что объясняется уничтожением людей черной и желтой рас). Остается фундаментальный вопрос: каким же образом человечество выбралось из этого мрачного муравейника к свободе и жизни? Я имею в виду не выход на земную поверхность, но социальный переход от одного общества к другому. В Вашей дилогии об этом ничего не говорится. Я понимаю, что Вы не ставили своей целью создать новую социологию или теорию революции. Но все же видите ли ли Вы какие-то конкретные пути перехода от мрачных капиталистических и/или тоталитарных миров к обществу, основанному на самоуправлении, безвластии, свободе?
АХМАНОВ: Раз Вы упомянули "Среду обитания", нужно поговорить об отличии между двумя романами дилогии. Фантастика фантастике рознь. В "Ливийце" описан реальный мир - в том смысле, что такое счастливое будущее или похожее на него может, в принципе, реализоваться. Мир "Среды" - гротеск, в котором в гипертрофированном виде изображены уродливые противоречия нашего настоящего - или то, к какой жуткой сказке они могут привести при содействии аморальных ученых и политиков. Это замечание я делаю лишь с одной целью: давайте "выводить" мир "Ливийца" не из гротеска "Среды", а из современной действительности.
Разумеется, я не вижу ясно тех путей, о которых Вы упомянули. Я вижу другое: что коридор, в котором мы несемся, суживается, и у нас есть шанс все же его проскочить, и есть шанс уткнуться в тупик и погибнуть. Оцифровать эти шансы я не могу. Думаю, никто не может.
Однако я полагаю, что для перехода к счастливой утопии необходимо выполнить ряд условий. Наша цивилизация должна возвыситься до стадии, которая гарантирует, что будущее у нас вообще есть (то есть мы должны проскочить коридор и не застрять в тупике). Эти условия таковы:
1. Стабилизация (а лучше - редукция) населения планеты.
2. Создание относительного изобилия - то есть повсеместная ликвидация голода и нищеты.
3. Внедрение экологически безопасных технологий.
4. Жесткий контроль распространения оружия и такой же контроль над любыми крупными проектами, опасными для экологии.
5. Преодоление национальной и религиозной розни (примирение).
Четыре первых пункта могут быть выполнены уже сейчас - то есть в течение полувека. У многих американских и европейских семей по два-три автомобиля. Если они не хотят погибнуть вместе с нищей Индией, одну машину нужно отдать, чтобы индиец имел гарантированный кров и пищу. Или купить в дополнение к машине велосипед. А Индия обязана следить за ростом своего населения. Как и Китай. Иначе, ребята, всем придется очень плохо.
Пятый пункт (о, эти "пятые пункты"!) самый тревожный и неясный в смысле практической реализации. Ужасно то, что без примирения первые четыре пункта стоят немногого - ведь с врагом и даже с конкурентом делиться не будут. Тяжелая ситуация. Распад Советского Союза и другие деструктивные события показали, что национальные и конфессиональные элиты жаждут власти. Свирепо жаждут! На все пойдут, чтобы взгромоздить наверх своего президента или султана и встать вокруг него стеной. Как этому противодействовать? Бомбить, как делают простодушные американцы? Не знаю. В романе "Заклинатель джиннов" я предложил решение, но оно совершенно фантастическое.
9. МАГИД: У меня есть подозрение, что самая любопытная и до сих пор не раскрытая фантастами тема, это не описание Утопии, а попытка показать общество В МОМЕНТ ТРАНСФОРМАЦИИ, то есть увидеть, какие механизмы, скрытые в обществе или в человеческой душе, позволили бы создать мир Утопии. Показать ПУТЬ к этой цели не столько социологически, сколько средствами литературы. Что Вы об этом думаете?
АХМАНОВ: Согласен, что это одна из любопытных и важных тем. На самом деле фантасты ее касались хотя бы боком, причем великие умы - см., например, роман Уэллса "Освобожденный мир". К сожалению, сейчас это касание выглядит наивным, а нового Уэллса нет. Названная Вами тема требует гениального писателя, а я таких не вижу ни в отечественной, ни в зарубежной фантастике. Разумеется, над эти может потрудиться не фантаст, но я затрудняюсь назвать конкретные имена. Мое затруднение само по себе знаменательно - ведь титаны видны издалека. Но где они?..
Чтобы не заканчивать наш разговор на этой печальной ноте, скажу нечто позитивное: весь опыт развития человеческой цивилизации доказывает, что гении появляются в нужный момент и с потрясающей регулярностью.
2009
Комментариев нет:
Отправить комментарий