В Трансильвании и Микенах,
И на острове, с названьем Крит
Жили девушки в ярких одеждах,
Мягкие, как стеатит.
Ну, а юноши были из бронзы,
И рапиры в умелых руках
Убивали львов на охоте
И врагов в заморских краях.
Бесновалось солнце над Нилом,
И младенца Моше тогда,
Непроглоченного крокодилом,
Сберегала Хашема рука.
Мы с тобою сбегали на берег
Моря, умершего теперь.
Кипрянкой прекрасной была ты,
Я - в клыкастом шлеме - вепрь...
Там под старым солнцем Средиземья
Из соленой пены выходя,
Обещала, что встретимся снова,
Тридцать пять веков погодя.
В тех словах не было обмана,
И как вышел бесконечный срок,
Соткалась ты мне из невского тумана
В ленинградский желтый вечерок...
И когда с тобой смыкаем веки,
Истомленные под ярящимся Псом,
Время превращается в кровавый,
Горло разрывающий мне ком...
И на острове, с названьем Крит
Жили девушки в ярких одеждах,
Мягкие, как стеатит.
Ну, а юноши были из бронзы,
И рапиры в умелых руках
Убивали львов на охоте
И врагов в заморских краях.
Бесновалось солнце над Нилом,
И младенца Моше тогда,
Непроглоченного крокодилом,
Сберегала Хашема рука.
Мы с тобою сбегали на берег
Моря, умершего теперь.
Кипрянкой прекрасной была ты,
Я - в клыкастом шлеме - вепрь...
Там под старым солнцем Средиземья
Из соленой пены выходя,
Обещала, что встретимся снова,
Тридцать пять веков погодя.
В тех словах не было обмана,
И как вышел бесконечный срок,
Соткалась ты мне из невского тумана
В ленинградский желтый вечерок...
И когда с тобой смыкаем веки,
Истомленные под ярящимся Псом,
Время превращается в кровавый,
Горло разрывающий мне ком...