Истина звучащей струны в том, что она жестко закреплена с двух сторон, это истина стоячей волны; незакрепленная струна не звучит, хотя у нее тоже есть своя волновая истина - истина бьющего бича, истина победы Марсия и торжества расстроенной Афины.
Слова Исайи как будто обращены к Платону, бросают ему вызов в наиболее радикальной форме. Если возможно творение нового, то Платоновская истина, основанная на знании, становится невозможна, поскольку возможное "новое" может всё изменить и перечеркнуть., а раз истинное знание у Платона - это еще и знание себя, то невозможность этого самого истинного знания влечет за собой невозможность Платоновского индивидуального субъекта, виртуально познающего себя в эйдетическом созерцании, и воплощающегося в событии философской досужей беседы.
Если же возможно новое, которое нельзя познать или созерцать, а можно только трепетно ожидать (трепетно - потому что оно может изменить всё, обновить или отменить или выключить), и даже ожидание не совсем точное слово, потому что об ожидаемом известно что это хотя бы примерно, например когда ожидают восхода солнца, а здесь даже это неизвестно, просто можно верить, что это возможно, и когда это случается, точнее - когда удается это увидеть, встретить (потому что происходит это непрерывно - это и есть время) и как бы прославлять новое именно как новое, как то, что будучи новым, обновляет всё бывшее ("Обновляйтесь ко Мне, острова!" - говорит тот же Исайя).
И вот в этом ожидании встречи нового и в самый момент этой встречи еще не может быть никакого "познания" - познание будет возможно позже, когда новое произведет соответствующее изменение - обновление всего, и уже это изменение можно будет наблюдать и познавать, и это в общем-то и происходит и даже происходит постоянно. И этот момент не-рассуждающей встречи нового (когда невозможно никакое "припоминание") также, как готовность к такой встрече, ее ожидание - всё это не препятствует эйдетическому созерцанию, но как бы модулирует его, изменяет настройки и - главное - подвергает радикальному сомнению самодостаточность такого созерцания, его абсолютную истинность и полноту.
Платоник, когда он в эйдетическом созерцании как бы растворяется в объекте созерцания - космосе сочетающихся друг с другом эйдосов, устремленных к Единому, - не может не быть уверенным в том что он постиг всё и обрел бессмертие в полноте бытия, что это итог его "духовной практики" - а Исайя фактически объявляет ему что это иллюзия, что божественная красота предсказуемого космоса только кажется истинной, полной и абсолютной из-за своей замкнутости (как колебания натянутой струны) и предсказуемости.
Это иллюзия хотя бы потому, что в этом космосе нет людей, а есть только какие-то обозначающие людей светлячки, зажигающиеся и гаснущие в моменты рождения и смерти, и двигающиеся по заданным траекториям - но люди не светлячки, а такие же созерцатели и творцы своего космоса, и мир без них неполон, но как только я освобождаю в своем мире место для непредсказуемого - для других людей - это место страшит и ужасает, ведь через него в мой мир может проникнуть что угодно, и я ничего не могу сделать - поэтому мне ничего не остается кроме как заткнуть эту брешь, это "место непредсказуемого" - "место других людей" - закрыть самим собой, своим телом, как в свое время панчал Аруни закрывал своим телом брешь в плотине, пока его не позвал пославший его на такое задание Учитель - а когда тот его окликнул, Аруни отпустил воду и пошел на зов Учителя, поэтому его прозвали "Уддалака", "отпустивший воду".
И так же платоников, закрывавших своим телом брешь - место непредсказуемого, место другого человека в своем мире - позвал Учитель (Христос), тогда некоторые из них тоже "отпустили воду" - "отверглись себя" и пошли на этот зов, а другие нет, и может быть это та же вода о которой Иисус просил самаритянку, когда он возжаждал человеческого - и это может быть та же вода, которую освободил в начале времен Индра ударом костяной палицы, разбив челюсти дракону Вритре, сдерживавшему эту воду.
Я тоже иногда слышу такой оклик, но что-то мешает откликнуться, отвергнуться себя и пойти на этот зов, отпустив воду - или слабоват мой Индра против этого Вритры, или жалеет его из общего гуманизма.
-----
Не далее как вчера я так не отозвался - девушка блаженная хотела меня благословить, дорогу подсказать - что есть вокзалы, где много людей, а вон там Садовое кольцо, и там тоже движение и жизнь, и куртку можно постирать и всё будет хорошо, и она прямо светилась благодатью и расточала ее - но я не принял ее дар, а вместо этого жалел ее, ведь она сама голодная и у нее синяки на шее и на лице и знает она только Садовое кольцо и от какого непереносимого страдания она ушла в этот мир, где она буквально танцует в экзальтации любви ко всем людям и хочет всем помочь, и помогает чем может. А я не принял эту радость и эту бескорыстную помощь - наоборот, деньги ей предложил которые она не хотела брать, сказал что куртка грязная потому, что рабочая, а а деньги есть и всё остальное тоже, в общем не подержал ее порыв, поверил синяку на шее а не лучащемуся добротой взгляду. Дракон Вритра снова оказался сильнее...
-----
Пришел домой, а здесь обсуждают исцеление расслабленного, который тридцать восемь лет ходил к целебному источнику Вифезды, там надо было успеть зайти в воду в определенные моменты ее "возмущения", а он не успевал потому что ходить не мог, и так тридцать восемь лет.
Иисус его исцелил, сказал "возьми постель и иди", а была суббота и нельзя было постель брать, но он взял постель, и когда его за это отчитали, он сказал, что взять постель ему сказал человек, который его исцелил, и он его послушался. Спросили кто это был, но он не знал.
А потом случайно встретил Иисуса, тот посоветовал ему "больше не грешить чтобы худшее с ним не случилось", - а он побежал к допрашивавшим его иудеям и ответил на их вопрос, то есть в принципе "сдал" Иисуса, после чего иудеи начали преследование за нарушение субботы.
Ну вот об этом был разговор - что нехороший человек был этот исцеленный, настучал на своего благодетеля, сознательно предал, а вовсе не "прославил", как это обычно трактуют. ну а я поддержал исцеленного - всё-таки тридцать восемь лет человек страдал, можно простить, что забылся немного, ну и рекомендацию "больше не греши" можно понимать как требование законопослушности, а в данном случае исцеленный поступил именно как законопослушный человек, открыв имя исцелившего, как только сам его узнал.
Хотя с рациональной точки зрения правы те, кто говорит что исцеленный "предал", но ведь с той же точки зрения и Петр не "отрекся", а поступил совершенно правильно, выдержал "несознанку", ведь не для того он пришел в синедрион, чтобы сесть рядом с Иисусом на скамью, а может быть и быть казненным вместе с ним (тем более, что он нанес увечье сотруднику правопорядка при исполнении) - и как бы он тогда выполнил завещание "паси моих овец"? Всё правильно он сделал, но.... иррационально - всё-таки отрекся, и он это признал, не стал оправдываться рациональными аргументами, именно поэтому он "скала". Так и расслабленный - рационально "предал", но иррационально "прославил", но рациональный аргумент в данном случае говорит больше о "глазах смотрящего" (как вчера увиденные мной синяки на лице блаженной)...
--------
На предполагаемом месте источника Вифезды в Иерусалиме находится католическая (не уверен) церковь с удивительной акустикой - есть такая точка, из которой звук разносится, усиливается и умножается и превращается в красивый хор, и вот в этой церкви был такой замечательный добродушный смотритель, или не знаю как правильно его назвать, - он предлагал всем посетителям встать на эту точку и спеть пару строчек из псалма, и у всех получалось очень красиво, независимо от вокальных данных, и они радовались, и священник тоже радовался вместе с ними, причем совершенно искренне и персонально, не трафаретно. И вот я подумал, что это очень хорошая трактовка эпизода исцеления.
---------
Растерялся я что-то совсем. Смотрю вокруг и ничего не различаю, а когда кажется что различаю, пытаюсь об этом сказать и не могу, получаются какие-то банальности и прописные истины, вроде того, что один и тот же огонь в лесном пожаре и домашнем очаге, но это не значит, что пожар не надо тушить; слова куда-то исчезли. Пишу и стираю.
------
Поражаюсь тому насколько люди живут каждый в своей картине мира и не могут к ней ничего добавить. Расскажешь что-т что увидел на улице и удивился, а им сразу всё понятно и ничему не удивляются, кажется еще до того как дослушали до конца уже все понятно, уже нашли точку в своей системе координат, соответствующую моему рассказу. Но ведь я же не загадку загадываю "найди зайца на картинке", я просто картинку показываю которую сам только что увидел и сам не знаю что на ней: заяц или что другое, - а мне сразу "вот он, заяц - ты же его просил найти?" - да нет, не просил. Почему люди не могут хотя бы на секунду взглянуть на новое как на новое, вне своей системы координат, добавить к ней еще одно измерение, еще одну степень свободы для этого нового в реальности - не встроить новое в старую картину мира как уже бывшее, а принять его как новое, изменяющее всю картину мира, добавляя к ней еще одну степень свободы? Ну окажется что это уже было и вписывается в старое - ничего страшного, но попытаться-то можно? Нет, все комментируют рассказ о прогулке, так что прогулки будто бы и не было - ничего на улице не происходит, всё уже есть.
Наверное плохо рассказываю, не теми словами, старыми словами, а надо о новом рассказывать новыми словами, чтобы они удивляли и обескураживали, а я сейчас не умею, убежали куда-то слова, как посуда у Федоры, плохо с ними обращался.
-----
Не отпускает меня тот случай с блаженной на улице, которая хотела поделиться со мной своей радостью и любовью ко всем, а я замечал синяки на шее и лице, бездомность, думал о ее страдании, от избытка которого у нее слегка сорвало крышу (как я это увидел), она как бы отошла в сторону из мрака - и попала в свет, и глаза ее этим светом теперь сияют, и в этом свете исчезает тьма, но для меня она не исчезла, я заметил эти синяки и сразу воспринял свет как искусственный, болезненный, как в больнице, и пожалел ее вместо того, чтобы радоваться вместе с ней - и потом от этого расстроился, от того что у меня оказался "взгляд мухи", а не "взгляд пчелы". Но ведь если пытаться "не замечать" после того, как уже заметил, - разве это честно? А как сохранить радость, но замечать и страдание, без которого может быть и радость была бы невозможна, но не оправдывать это страдание тем, что из него получилась радость, а смотреть на него как на страдание, но так чтобы это не омрачало радость?
Или когда говорят "когда б вы знали из какого сора растут стихи не ведая стыда...", - а если знаем? Это омрачает впечатление от стихов? А если не омрачает, то это оправдывает "сор"? А можно ли так чтобы и не омрачало и не оправдывало?
Или вот есть такой святой: в молодости он совершил ошибку, которая может быть причинила зло людям - и ошибка не случайная, а плотно связанная с делом, в котором потом воссияла его святость. Кто-то сказал, что при всем его достоинстве и святости всё-таки нельзя замалчивать "правду о нем" - на что был потрясающий ответ "правда о нем - это подвиг милосердия", и я совершенно ясно осознал, что это именно так, но так же ясно осознал и то, что я этого принять всем сердцем не могу - не могу посмотреть так, чтобы не было этой тени, которая, конечно же, только в моем взгляде.
И что делать не знаю. Пытаться культивировать в себе "взгляд пчелы" - вроде как не совсем честно и не получится. Пытаться как-то одновременно смотреть и так и так - это всё равно что отвернуться, точно так же как невозможен и "нейтральный взгляд", "взгляд из средней точки", "недвойственность", - это тоже отворачиваться или смотреть сквозь прикрытые веки, это не то.
А хотелось бы увидеть и разделить эти "сор" и "стихи" не на одной шкале, а как бы по падежам, ну, например, как разделяются "с кем" и "о чем", когда мы разговариваем с кем-то о чем-то, между собой о чем-то третьем.
-----
В последние дни просыпаюсь с рассветом и не могу потом заснуть, и смотрю в предстоящий день и как будто заблудился в лесу, вижу только частное (вот здесь кочка и здесь пень а здесь лужа), а в какую сторону идти - не знаю, и как искать - не знаю, и нет никого рядом и окликнуть некого. Иногда помогает чтение псалмов, например сегодня утром читаю 118-й, и он читается так как будто долго решал какую-то задачку, не решил и заглянул в конец задачника, где написаны решения, вот оказывается как она решается.
Читаю параллельно на русском и церковно-славянском, некоторые слова там нравятся, "научи меня оправданиям твоим", например. А вот это вообще как будто обо мне, хотя и непонятно (а мне и так всё непонятно).
-----
Изчеза́етъ во спасе́нiе Твое́ душа́ моя́, на словеса́ Твоя́ упова́хъ:
изчезо́ша о́чи мои́ въ сло́во Твое́, глаго́люще: когда́ утѣ́шиши мя́?
<...>
Заблуди́хъ я́ко овча́ поги́бшее: взыщи́ раба́ Твоего́, я́ко за́повѣдiй Твои́хъ не забы́хъ.
Следующая строчка псалма "Я стал, как мех в дыму, но уставов (оправданий - ц.сл) Твоих не забыл" (вот стоишь ты и якобы разгребаешь руками дым).
Комментариев нет:
Отправить комментарий