Беседа Капитана Игрек с Игорем Сидом
– Здравствуйте, Игорь!
– Здравствуйте, Игрек.
– Я тут почитывал на орбите ваш «Словарь культуры XXI века»… Знаете, делать нечего, приборы спят, кругом пустота, невесомость… Слова теряют в ней свой привычный вес, перестают что-либо означать, раздражают даже. Хочется новых слов.
– Пожалуйста, их есть у нас.
– Да-да, я понял, но эти ваши слова – они меня тревожат. Кажется, что-то у вас там, на Земле, пошло не так… Я как-то даже почти уверен в этом… Я даже колеблюсь, а не вернуться ли мне?
– Не стоит колебаться. И возвращаться тоже не стоит.
– Что же делать?
– Продолжить собирать Словарь. Словарь-XXI. Ещё не поздно.
– Трудно вот так сразу… Но всё же… А как бы вы обозначили суть этого вашего проекта? В трёх словах или, скажем, четырёх словах? В свете сегодняшнего дня – на фоне мировой геополитической катастрофы. И во тьме вечности за моим иллюминатором?
– …«Рецептура спасения мира».
А sub specie aeternitatis могло бы звучать так: «Основы народной антропологии»…
Или – «Поиски Homo sapiens». В том смысле, что искомого уже нет – либо, возможно, никогда не было.
– Уже хорошо: я тут тоже, знаете, ищу сапиенсов. А почему рецептура?
– А потому что мы тут болеем. В вышедшем первом томе просматриваются некие нервные узлы, элементы диагноза.
Статья «Эхо-камера», к примеру (о социокультурном феномене, а не об изначальном акустическом значении термина), предложенная неким американцем из Санкт-Петербурга, показывает технологию раскалывания мира на два враждующих между собой лагеря (или на сколько Базе будет угодно лагерей). Однако из описания внятно проступает и обратная технология: обрушение эхо-камер, их берлинских стен.
– Напомните-ка мне, что за камеры?
– Естественный, знаете ли, формат информационной самоизоляции. Отрешённые монашеские кельи, которые любое сообщество способно выстроить внутри самого себя. Тем самым уточняется кардиологический постулат Гейне. Трещина мира начинается в сердце, а не заканчивается. В наше время всякий поэт (юзер соцсетей), руководимый трещиной в своём сердце – священным гневом и антипатией к виртуальному собеседнику или группе таковых, – получает технологическую возможность поделиться ею с окружающим миром, прорастить в него свою надтреснутость. И он банит противных противников, блокирует, устраняя их существование из своей реальности. Собеседники отвечают тем же. И мир – внизу, под вами, капитан, – рассыпается к собачьим чертям, на зачарованные собственной святостью кельи…
А машинерия мировой войны – я о той потенциальной тотальной бойне, что родилась вместе с человечеством и неизвестно, умрёт ли с ним вместе – наливается силой, питаясь нашей раздробленностью и раздраем.
– И все это в одной словарной статье?!
– Уже в первом томе немало статей, приоткрывающих алгоритмы и механизмы ведения войн всеми против всех. «Сакромания», «Вертикальная идентичность», «Пузырь фильтров», «Интеллектуальные идиоты»…
И за всем этим брезжит простое, но шокирующее открытие: Homo sapiens – это оксюморон. Красивая и парадоксальная поэтическая гипербола. Ведь люди на самом-то деле стремятся по возможности не использовать свой разум. Для выживания в социуме достаточно имитации мыслительных процессов.
Мы слышали, например, что скворец иногда может имитировать человеческую речь. Но мы же не даем ему научное название «Скворец говорящий»?
Мы знали, что мир некогда был спасён от нечаянной ядерной беды – чьим-то великолепным отказом нажать на красную кнопку. Теперь выясняется, что это был не единственный случай. Разве не проглядывает здесь определённый апокалиптический тренд? Раз за разом Армагеддон удается героически купировать, но… Танцуя канкан на граблях, Homo норовит поскорее закончить своё существование доброй новогодней дракой и ядерной зимой.
– Настолько всё безнадёжно?
– На презентации проекта Словаря в делийском университете Джавахарлала Неру многих фраппировал завиральный (как обычно, впрочем) доклад редактора «Рижского альманаха». Он сравнил Словарь культуры XXI века с Lagepszpracha – «лагершпраха» – универсальным лексиконом узников нацистских концлагерей из разных стран, складывавшимся из ситуативно значимых слов соответствующих языков на базе немецкого.
Весь мир – Освенцим. Такой вот гностический миф от лексикографии.
– Ага, значит, Словарь – это тинктура от негатива. А есть ли в нём чистый позитив?
– Чистый позитив, как водится, ввозят из Африки. Нам предлагают не только в письменной, но и в устной речи пользоваться разнонаправленными смайликами. Не искусственно создавая их, как эмодзи, а беря, по примеру эмотиконов, уже существующие устные значки – междометия из африканских языков.
Аха! и Э? – «понимаешь, о чём я?», «правда-правда!»;
Аюэ! – разочарование, сокрушение, воздетые вверх руки;
Ий! – радостное удивление, желание подбодрить собеседника, недоверие, лёгкая ирония, внезапное озарение…
И так далее.
– Ий!..
– Мы занимаемся глобализацией локальных неологизмов. А именно – тех из них, что способны растворить собственную оболочку локальности и пригодиться сразу всем землянам. В Словаре много слов о свободе, её проекциях и её дозировках. Как вот латышское метафоричное áткрасте, дословно – «отбережье». Территория свободного плавания, где пловец, однако, внутренне ещё тесно связан с берегом. Или японское дацусáра, буквально «бросить работу»: обретение внутренней свободы путём ухода с full time job, – допустим, во фрилансеры («свободные рыцари»).
Из Африки – малийский, почти архетипический топоним Сиракоро: «под Баобабом». Место встречи, где баобаба давно нет. Память об умершем дереве, о зелёном друге, воплощённая в звуке и закреплённая за географическим пунктом. Совершенно крышесносный феномен, достойный изучения и распространения.
– XXI век – век неологизмов?
– И да и нет. На днях я вздрогнул от мысли: а ведь словообразование – процесс адамический! Первые неологизмы создавались Первым Человеком…
Правда, нам не объяснили почему-то, зачем нужно было давать названия животным. Может, это были имена собственные?
Слонопотама ведь зовут, чтобы он пришёл? Жук Кузька, ползи сюда! Плыви ко мне, мой Моби Дик, скачи, Буцефал. Похоже на сценарную заготовку для сюжета с Ковчегом, не правда ли?
Всё это – прямая зоософия. Но где же тогда «тянись, тянись ко мне, лоза», «катись сюды, перекати-поле»? Невнятное зияние. Подозрительная дискриминация растений: как в вегетарианстве… Разве что у африканцев есть «Сиракоро»…
– Африка продолжает сносить крышу, даже на орбите, где практически нету крыш.
– Да! В том же Мали я узнал недавно ещё одну удивительную на неискушённый взгляд вещь. Первоисточником контента «Декларации прав человека» является западноафриканская Хартия «Курукан-Фуга» середины XIII века! «Билли о правах» в Британии и США – это всего лишь XVII век; французская Декларация прав человека и гражданина – вообще XVIII!
– Масштабы проекта начинают понемногу ощущаться мною… Откуда сам он берёт исток?
– Проект отчасти опирается на знаменитый «Словарь культуры XX века» Вадима Руднева, вышедший в «Аграфе» в девяносто седьмом. Вадим Петрович – сооснователь и научный редактор Словаря-XXI, создатель Лаборатории человека и культуры XXI века. Сам я занимался редкими неологизмами (или порой актуализированными архаизмами) с середины девяностых. Первый доклад по геопоэтике делал на историософском симпозиуме в Ливадийском дворце в девяносто пятом. Через год на первой конференции по геопоэтике обсуждалась ещё и поэтократия – основательно забытый к тому времени концепт, придуманный в Норвегии почти столетием раньше.
Упомянутая выше зоософия стала в 2000 году названием дискуссионного цикла в Институте проблем экологии и эволюции, а затем в Московском зоопарке. А так-то, этот термин – двухсотлетнего уже возраста детище натурфилософа Лоренца Окена.
– Как капитан космического транспорта и человек, временами впадающий в транс, спрашиваю: а что будет с правами человека в эпоху трансгуманизма?
– Не устаю повторять: декларация прав человека не есть конечная истина. Она будет редактироваться по мере глубинных изменений Homo sapiens, и даже просто по мере более глубокого изучения его актуальных качеств и свойств. Появятся новые права. Японское инэмури – легитимизация сна на рабочем месте и в общественном транспорте. Я, кстати, сам большой поклонник этого концепта… (Смеётся). Это человеческое право, кажется, ещё не было учтено ни в одном общественно-политическом манифесте. Или китайское понятие дом-гвоздь, фиксирующее право человека не покидать место проживания. Довольно древний принцип, между прочим – и очень конфуцианский по сути.
Но главное в трансгуманизме: сдвиг самого Homo в сторону соответствия – наконец-то! – своему видовому названию. Искомый Трансчеловек, как я его понимаю, и станет, надеюсь, первым Человеком разумным.
– Оптимистичная позиция, я даже немного завидую! Можно только… рекомендовать. Я свяжусь с Базой. Спасибо, talk to you later.
По изданию: Рижский альманах, #2(17) : "Literatūras KOMBAINS", 2022. ISBN 978-9934-9098-4-9
Комментариев нет:
Отправить комментарий