О душа моя!
Почему лежишь,
Почему не встаешь,
Почему не молишься
Господу своему день и ночь?
Зло видя,
А добра не видя,
Чужому добру завидуя,
А сама добра не творя?
Я не большой специалист по древнерусской словесности (и не специалист вовсе) (и не я), но - и ритм, и лексические повторы разных мастей, и беспощадность к себе, говорят о том, что это - настоящая большая поэзия.
И помимо напрашивающихся (и оттого - еще более очевидных - параллелей) с «душа обязана трудиться / и день и ночь, и день и ночь» (а кроме Заболоцкого - параллелей этих удивительным образом набирается сколько угодно), здесь есть еще одна штука.
Не поленитесь, прочитайте этот же текст на древнерусском:
О доуше моѧ:
Чемоу лежиши,
Чемоу не въстанеши
Чемоу не молиши сѧ
Господоу своемоу дьнь и ночь,
Зъло видоучи,
А добра не видоучи,
Чоужемоу доброу завидоучи,
А сама добра не творѧчи?
Так вот, помимо того, что так гораздо отчётливее проступают новгородски грустные эпифоры и анафоры, - правильно-то писать было не так! Правильно было - «видяще» и «завидяще», а не «видоучи» и «завидоучи». Это «оучи» - устная, народная, форма языка. То есть, средневековый поэт делает то, чем развлекалась русская поэзия весь двадцатый век - в одном стишке, мерно раскачиваясь, смешивает высокую лексику и разговорную.
В общем, как знал, как знал.
Сегодняшний перевод Alexander Gavrilov:
Что ж лежишь, да не встанешь ты,
Что ж ты богу не молишься,
Почему все спишь?
Всё-то зло-то ты ведаешь,
А добра не ведаешь.
Ты добру - завидуешь,
А добра не творишь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий