1.
Эволюционный процесс - это не изобретение зоологов или философов, эволюция от простого к сложному, от хаоса к порядку, от материи к духу была известна всегда. Не всегда этот процесс считался постоянным, а чаще всего сочетался с противоположными процессами распада в кружении вечного бытия.
Универсальность архетипа развития позволяет связать его с другими архетипами, такими как творение, рождение, любовь то есть теми, которые составляют архетип Добра.
Наиболее близко к этим архетипам приближаются не позитивные науки и даже не теология, но мистика.
Диалектика описывает эволюцию мистического опыта, разбивая ее на триаду.
Стадия мифа представляет собой мир, заполненный богами, которых человек встречает на каждом шагу. Непосредственное сознание взаимосвязи и взаимозависимости вещей, их сущностное единство, порождены простотой языческого бытия. На первой стадии местом реализации связи Человека с Богом служит природа и потребление ее плодов.
Второй период - это эпоха утраты единства с природой, в который происходит появление религии. В своей классической форме религия означает создание абсолютной бездны между Богом, бесконечным и трансцендентным , и Человеком, конечным существом. Эту бездну может преодолеть лишь голос, голос Бога, направляющий и законодательствующий в Своем откровении, и голос человека в молитве. Сферой религии является уже не Природа, но нравственное и религиозное действие человека и человеческой общности в условиях города и государства. Уже не природа, но История становится сценой, на которой разыгрывается драма отношений между Человеком и Богом.
После того, как религия обретает в истории свое классическое выражение в храмовых формах жизни и веры, а Бог скрывает свой лик в самоотрицании человеческого грехопадения, начинаются упорные поиски синтеза.
Мистика осознает созданный храмовой религией разрыв, но от осознания она переходит к поиску тайны, содержащейся в возникшей пустоте, и троп, которые помогли бы преодолеть эту пропасть. Возникновение мистики означает возрождение Мифа, но не коллективно- традиционного, а индивидуально-гностического.
Гнозис рефлексирует свою диалектику через триаду Творение, Откровение, Избавление. Поскольку личность воспринимает ситуацию в мире как трагическую, то гнозис начинает искать причину трагедии в испорченности Творения. Падшая материя не может обеспечить дух через позитивную религию и тогда наступает черед мистического Откровения. Но экстаз просветления не длится долго и его заменяет либо терпеливое ожидание Избавления, либо разочарование и самоуничтожение.
В основе всех ныне существующих религий лежит гнозис, причем, чем ближе к нам фигура основателя религии и обстоятельства ее возникновения, тем четче проступают гностические черты. Самое удивительное, что даже Модерн (Новое время) вполне вписывается в схему мистической эволюции.
2.
Старейший европейский каббалистический текст «Сэфэр а-Бахир» был составлен в Провансе примерно в тот же период когда там процветала манихейская ересь катаров-альбигойцев. Через Каталонию мистика каббалы проникла в Кастилию. Гершом Шолем уверен в том, что Зогар начал распространять в 80-е или 90-е годы XIII столетия каббалист Моше бен Шемтов де Леон, живший до 1290 года в небольшом городе Гвадалахара в центре Кастилии, затем переезжавший с места на место и, наконец, проведший последние годы своей жизни в Авиле. Он умер в 1305 году в городке Аревало, на обратном пути в Авилу, после посещения королевского двора в Вальядолиде. Ицхак бен Шмуэль из Акко покинул отчий Дом еще юным студентом после завоевания Акко в 1291 году мусульманами. Прибыв в 1305 году в Испанию, он говорил в Вальядолиде с Моше де Леоном, который поклялся, что обладает «древней книгой, написанной Шимоном бар Йохаем».
Одной из характерных особенностей каббалистических текстов из Прованса и Испании было переосмысление талмудической Шехины. Во всех многочисленных упоминаниях Шхины в мидрашах такие метафоры как «Принцесса», «Матрона», «Царица» или «Невеста» употребляются там, где речь идет об общине Израиля в ее связи с Богом, что соответствует христианскому пониманию Церкви. Никогда здесь не проявляется дуализм, и Шхина как женское начало не противопоставляется «Святому, да будет Он благословен» как мужскому началу в самом Боге.
Именно идея противоставления Шехины как женскому началу Святому как смужскому началу была одним из наиболее существенных новшеств, внесенных каббалой. Зачатки этой концепции можно обнаружить уже в «Сэфэр а-Бахир», написанной под влиянием катаров. С точки зрения гностиков, «низшая София», последний эон на грани «плеромы», представляет собой «дочь света», низвергающуюся в бездну материи.
Каббалисты XII-XIII веков составляли немногочисленную группу посвященных, следовавших путем все более глубокого погружения в тайны Бога. Это проявилось «нейтрализации» мессианских тенденций. Медитации каббалистов о теогонии и космогонии вызвали к жизни немессианскую и индивидуалистическую форму Избавления или Спасения. По утверждению некого каббалиста XIV века, избавление заключается в гармонии единства. В этих рассуждениях история очищалась от присущего ей порока, ибо каббалисты пытались найти путь назад, к первозданному единству, к мировому устройству, предшествовавшему первому обману Сатана, обману, который, по их мнению, предопределил дальнейший ход истории.
Радикальное возвращение каббалы к мессианству было вызвано изгнанием евреев из Испании в 1492 - ом году. Ужасы изгнания нашли отражение в каббалистической доктрине метемпсихоза, переселения душ или «гильгуль», снискавшей в этот период огромную популярность вследствие того, что в ней подчеркивались различные стадии изгнания души. Лурианская каббала была попыткой выхода из кризиса. Она зиждется на учении о цимцуме, что означает «удаление» или «отход». Понятие «цимцум» впервые встречается в кратком, ныне совершенно забытом трактате, написанном в середине XIII века, и основывается на некоем изречении из Талмуда. Лурия, для которого трактат послужил источником, придал этой идее совершенно иной смысл, чем в Талмуде. Лурия утверждает, что для того, чтобы создать мир, Бог должен был как бы освободить в Себе самом место, покинув некую область, род мистического предвечного пространства, дабы вернуться назад в акте творения и откровения. Поэтому первый акт Эйн-Соф, бесконечного Бытия, есть не движение вовне, но движение в себя. Эйн-Соф распадается на «Эйн», что значит «Ничто» и «Соф», то есть «Предел».
Идея цимцума, рассматриваемая в таком свете, служит глубочайшим символом изгнания. Затем Бог испускает луч Своего света и начинает Свое развертывание в качестве Бога-Демиурга. Каждая стадия процесса сотворения предполагает существование двойного напряжения, то есть света, возвращающегося к Богу и испускаемого Им. И без этого постоянного напряжения, без этого неизменно повторяющегося усилия, которым Бог сдерживает Себя, ничто в мире не существовало бы. Испанское изгнание представлялось каббалистам новым цимцумом, за которым должно последовать Избавление.
3.
Распространение лурианской каббалы с ее доктриной тикуна, то есть восстановления космической гармонии через земное посредничество мистически трактуемого иудаизма, привело к катастрофическому лжемессианскому взрыву, спровоцированному Шабтаем Цви и Натаном из Газы. Шабтай многие годы не предпринимал ничего для осуществления мессианских устремлений, во власти которых он пребывал в редкие мгновения высокой экзальтации. Переломным моментом в его жизни явилось его поселение в Иерусалиме в 1662 году. В продолжение первых двух лет его пребывания здесь Натан из Газы (1644-1680), в то время еще совсем молодой талмудист, не мог не видеть довольно часто харизматичного Шабтая Цви. Саббатианское движение возникло в результате встречи этих двух личностей, когда Натан открыл, что странный человек, который иногда мечтал о своем мессианском посланничестве, действительно является мессией, и, придя к этому выводу, превратил его в символ нового движения, а сам стал его знаменосцем. Натан совмещал в себе Иоанна Крестителя и Павла лжемессии. Он обладал всеми качествами, отсутствовавшими у Шабтая Цви: неутомимой энергией и писательским талантом. Он провозгласил приход мессии и прокладывал ему путь вместе со своим преемником, которым стал бывший марран Авраам Мигель Кардозо.
Шолем так описывает метафизику саббатианства:
«... В начале космического процесса Эйн-Соф втянул Свой свет в Себя самого, и возникло то первичное пространство в центре Эйн-Соф, в котором рождаются все миры. Это пространство заполнено бесформенными, протоматериальными силами, клипот. Мировой процесс заключается в придании формы этим силам, в превращении их в нечто. До тех пор, пока этого не произошло, первичное пространство, и в особенности его нижняя область, служит оплотом тьмы и зла. Эти демонические силы пребывают в «глубине великой бездны». Когда же после «разбиения сосудов» некоторые искры Божественного света, испускаемого Эйн-Соф, чтобы творить формы и образы в первичном пространстве, низвергаются в бездну, в нее низвергается и душа мессии, которая была вплетена в этот первозданный Божественный свет. С начала творения эта душа таилась в глубине великой бездны, содержалась в темнице клипот, царстве тьмы. Эта самая святая душа живет на дне бездны в обществе «змеев», которые преследуют и пытаются соблазнить ее. Этим змеям предан «святой змей», который есть мессия: ивритское слово, обозначающее змея, нахаш, имеет то же численное значение, что и слово мессия, Машиах. Только в той мере, в какой процесс тикуна всех миров ведет к обособлению добра от зла, в глубине первичного пространства, душа мессии освобождается от своего рабства. Когда процесс совершенствования, над которым эта душа трудится в своей «темнице» и ради которого она борется со «змеями» или «крокодилами», подойдет к концу - чего, однако, не случится до всеобщего завершения тикуна, - душа мессии покинет свою темницу и явится миру в своем земном воплощении. Если бы не тот факт, что мысли, послужившие материалом для построения этой каббалистической доктрины, встречаются в Зогаре и в сочинениях Лурии, то можно было бы допустить существование внутренней - хотя для нас и непонятной - связи между первым саббатианским мифом и мифом древнего гностического течения так называемых офитов, положивших мистическую символику змея в основу своего гнозиса».
Саббатианство исходит из попытки оправдать предательство и отступничество. Поддержать апологию отступничества могли только сами отступники. Поколения марранов, жившие на Пиренейском полуострове, потомки тех евреев, которые, спасаясь от преследований в период с 1391 года по 1498 год, были вынуждены вести как бы двойную жизнь. То, что мессия по самой природе своего посланничества неизбежно должен был пережить трагедию отступничества, было доктриной, идеально отвечавшей потребности марранов смягчить муки совести.
В этой точке саббатианство пересекает опасную границу доктрины «освящающего греха». Связь между первородным грехом и возникновением чувства стыда толкнула саббатианцев, размышлявших о тикуне, на путь к достижению Избавления посредством «попирания стыда», каков был открыто провозглашен среди радикальных саббатиан Яковом Франком. Франкизм был самой скандальной формой саббатианства, его лидер был жестоким властолюбцем, для которого власть над душами и телами была единственной целью.
Менее скандальным, но более разрушительным следствием саббатианства стало модерно-просвещенческое реформатское движение. Крушение мессианских надежд породило глубокое разочарование. Те общины, которые попали под влияние саббатианства, быстрее других уходили в реформаторство, отрицавшее основные догматы иудаизма. Именно реформаты стали базой модернизационной Хаскалы. Об этом пишет Шолем: «... Саббатианская секта в разные периоды в продолжение XVIII века утвердилась во многих немецких общинах, в частности в Берлине, Гамбурге, Мангейме, Фюрте и Дрездене, но прежде всего - в Богемии и Моравии. По-видимому, в этих двух областях она имела особенно много сторонников и пользовалась поддержкой как в раввинских кругах, так и среди крупных и мелких торговцев и промышленников. Некоторые евреи Богемии и Моравии, пользовавшиеся в царствование Марии-Терезии и ее преемников наибольшим влиянием, были тайными адептами саббатианства. Эти элементы, не порвавшие открыто с раввинистическим иудаизмом, после французской революции сыграли немаловажную роль в развитии движения, провозгласившего идеи реформы, либерализма и «хаскалы-просвещения», движения, пользовавшегося широкой поддержкой в еврейском обществе. В 1850 году еще сохранилось живое воспоминание о существовании связи между саббатианством и реформой. Из кругов, близких к умеренному реформистскому движению, исходила замечательная и несомненно достоверная традиция, согласно которой Арон Хорин, основоположник реформированного иудаизма в Венгрии, был в молодости членом саббатианской группы в Праге. Просниц и Гамбург - в XVIII столетии центры саббатианской пропаганды и арена жестокой борьбы между ортодоксами и еретиками или их почитателями — стали главными оплотами реформистского движения в начале XIX столетия. Сыновья франкистов в Праге, которые еще в 1800 году совершали паломничества в Оффенбах, около Франкфурта-на-Майне, резиденцию преемников Франка, и воспитывали своих детей в духе этой мистической секты, возглавили в 1832 году первую «реформистскую» организацию в Праге. Сочинения самого Ионы Вейля, духовного руководителя этих пражских мистиков в начале XIX века, уже обнаруживают удивительную смесь мистики и рационализма. Из его многочисленных сочинений сохранился в рукописи необычайно интересный комментарий к талмудическим агадот, свидетельствующий о том, что в глазах автора Моше Мендельсон и Иммануил Кант пользовались таким же авторитетом, как Шабтай Цви и Ицхак Лурия. И уже в 1864 году его племянник в своем завещании, написанном в Нью-Йорке, восхваляет своих сабба-тианских и франкистских предков как знаменосцев «истинной еврейской веры», то есть более глубокого духовного понимания иудаизма».
Глубоко индивидуалистичная суть мистицизма сыграла важную роль в становлении либеральной парадигмы как волюнтаристски-франкистского, так и рационального толка.
Только хасидизм смог обуздать разрушительный импульс гностического мессианства, как в свое время в христианстве такой импульс был подавлен Отцами Церкви и епископами. Практика хасидских цадиков стала зримым синтезом народной мифической традиции и каббалистического мессианства. Все попытки талмудистов изгнать хасидизм из иудаизма закончились провалом. Только упадок духовной силы цадиков, вынужденных удерживать свой авторитет ростом диктаторских замашек в духе Франка, бросил еврейскую молодежь в новую мессианскую авантюру Мировой Революции.
***
Опыт мистической эволюции важен для традиционализма тем, что показывает как силу, так и слабость индивидуального духа. Но еще более важно понимание связи между мистикой и традицией. Хотя мистицизм базируется на универсальных архетипах, выразить себя мистик может только в рамках конкретной традиции. Противопоставление себя традиции во имя мистического избавления ведет, в большинстве случаев, к деградации и распаду. Только когда традиция стала мертвой формой, гнозис должен указать новый путь и тогда уже реальная история вынесет свой приговор.
Комментариев нет:
Отправить комментарий